О`Санчес - Кромешник
– А, вот вы где… Что примолкли?
– Хозяин…
– Да?
– Хозяин… За что ты нас?…
– Крику больно много. Поранились, что ли? Покажи, где?
– Не надо! Хозяин! Не бей! Не бей!
– Да не собираюсь я вас бить, посмотрю только.
– Хоз… – Гек подошёл к шкафчику, и Вакитока умолкла, ещё плотнее прижимаясь к полке и безуспешно пытаясь втянуть свою уродливую голову во встопорщенные перья. Пырь на миг оторвался от Вакитоки, перемахнул через неё и спрятался за её тельцем, как за щитом.
Гек остановился и, не зная, что делать дальше, вытянутым указательным пальцем осторожно погладил Току вдоль дрожащей спины.
– Где болит?
– Хозяин, не бей!
– Ну вот, заладили… Не буду я вас бить.
Вакитока осторожно приоткрыла круглый глаз.
– Правда?
– Правда.
– А бил… Да, бил. Меня и Пыря.
– Да не хотел я… Случайно получилось.
– Не случайно! Ты целился, да! Мы видели, с Пырем видели!
– Приношу свои извинения. Где болит?
– Пройдёт. Мы сами, сами! Хозяин…
– Что?
– Не будешь бить?…
– Нет. Сколько можно повторять!
– Хозяин, за что ты нас? А? Ты сильный, ты ох, могучий! Ты сильнее… Поэтому, да?
– Обещаю, даю слово, больше вас не обижу. Сорвался, извини. – Гек потихонечку продолжал поглаживать Пыря и Вакитоку. – На работе у меня неприятности…
– Бедный ты, бедный! Тебе плохо?… Пырь, Пырь! Хозяин не виноват, ему плохо! Пырь… Хозяин, не горюй. Что сделать, а? Хочешь, развеселю, станцую?…
– Это можно. Только чуть попозже, ладно? Сперва чайку попьём, поужинаем… Есть хотите?
Пырь и Вакитока встрепенулись, молча и все ещё с робостью поглядывая на Гека…
– Сейчас организуем. Чаек заварим, да булавку возьму, где-то валялась…
– Булавки вон там лежат, ты их вон туда положил! Вон там, хозяин, вон!…
Гек накормил Пыря с Вакитокой, попил некрепкого чаю с сахаром, вымыл и прибрал посуду, да так и остался сидеть у стола. Он расстелил перед собою чистую суконную тряпицу, вынул ёршик, спицу-шомпол, ветошь, маслёнку, по краю стола в ряд выложил все восемь пистолетно-револьверных стволов (автоматы и винтовки отложил на потом), «типы» устроились тут же на столе, недалеко – за тряпкой… И потёк обстоятельный неторопливый рассказ о том, как Д`Артаньян познакомил Мольера с Портосом. Правда, пришлось долго растолковывать, что такое зеркало. Пырь с Вакитокой, похоже, не много-то и поняли из его объяснений, но это ничуть не помешало им с вниманием и восторгом слушать продолжение восхитительной сказки. В отдельных местах ликование выскакивало из границ, и тогда Вакитока принималась бегать взад-вперёд, то ли хохоча, то ли каркая, а бессловесный Пырь так широко разевал ротовую щель, усаженную по крайней мере полусотней зубов, что, казалось, верх головы вот-вот отвалится, как крышка старинной чернильницы…
Спать легли далеко за полночь. Геку пришлось лечь не на правый бок, как он привык, а на спину, чтобы Пырь и Вакитока разместились на его груди. Пырь играл на пан-флейте, и в этот раз мелодии падали прямо на душу Геку, а две последние оказались самые чудесные: одна, издавна любимая Геком, где на лугу возле замка, блистая бриллиантами, танцуют дамы и кавалеры, наряжённые пейзанами; другая – новая и в тоже время вроде бы где-то слышанная… Это играет на свирели мальчик, вокруг него сгущается тьма и подбирается к нему все ближе и ближе, но покуда он играет, тьма не может пробиться в круг яркого тёплого света, рождаемого волшебными звуками дудочки… то ли флейты, то ли свирели… Мальчик играет… Гек спит.
Луиза Малоун давно уже переступила грань, за которой стоит отчаяние. Её Джози умер, нелепо погиб. С этого все и началось. Благополучная и, пожалуй, счастливая жизнь развалилась вдруг, цель и смысл существования потерялись, горе и тоска чёрными воронами слетелись и свили себе гнездо в их уютном домике… Первое время после трагедии Луиза жила как во сне, занятая бесчисленными хлопотами по похоронам, наследству, метаниями по врачам, но «смертные» заботы кончились, а взамен ничего не пришло…
Анна – калека навсегда, четырнадцать лет, ноги отнялись, инвалидная коляска, без отца, без будущего, без любви… Она не хочет жить, девочка моя, она сходит с ума, и я вместе с ней…
Луиза ничего не понимала в финансах. Она вела все расходы-приходы по дому, платила по счетам и нанимала ремонтников, но как и откуда брались в доме деньги – не ведала. Джози не позволял ей задумываться о проблемах такого рода, щедро и не к месту одаривал её и дочь дорогостоящими пустяками, пылинки с неё сдувал, а как жить одной, без него, – не научил… Вдруг выяснилось, что с деньгами постоянно возникают проблемы: то налоги на наследство, движимое и недвижимое, платить пора, а на счёту не хватает, то в очередной раз предъявляют претензии кредиторы, предоставлявшие деньги на оплату медицинского обслуживания в лучшем госпитале Сан-Мартен… Но это бы полбеды, но вот Анна… И сладу с ней нет, и не утешить… И не уберечь… Луиза одно время почувствовала себя лучше, когда одна из подруг почти насильно притащила её на приём к Мастеру – Леонардо Корраде. Коррада – светило от психологической науки – имел неоднозначную репутацию среди коллег, ибо возглавлял учение, школу, которую сам же и создал. Но неприятие его школы старыми академиями и кланами не волновало его ничуть, ибо вокруг него сгруппировалось немало верных последователей (единомышленников, то есть вровень с ним ищущих истину на общем направлении, он не терпел) и огромное количество почитателей, преимущественно женского пола. Да, на Луизу он произвёл колоссальное впечатление. Все в нем вызывало почтительную симпатию: властное лицо, уверенные манеры, негромкий голос, роскошная седая шевелюра, итальянские сигары, элегантная (не в пример Джози) одежда… Луиза пришла раз, второй, выкладывая за каждый визит изрядные суммы, и вот уже она его новая ученица… Ходили слухи, что Мастер проявляет… снисхождение к отдельным представительницам прекрасного пола… Луиза отдавала себе отчёт, что если это правда, ей не устоять перед человеком, на которого она уже почти готова была молиться… Но нет, ни словом, ни жестом он не проявил к ней мужского интереса… Он был суров и почти беспощаден к ней и её горю, но и внимателен и терпелив. Он открыл глаза Луизе на её внутренний мир, показал, как и откуда взялись её проблемы, почти все порождённые ею же, доказал, что в её собственных силах все преодолеть. Он дал свет и надежду… В тот период у Луизы на банковских счетах было очень, очень много денег, если сравнить с сегодняшним днём, она не колеблясь делала крупные взносы в фонд его имени, бескорыстно, не для того чтобы выделиться перед Мастером из круга его поклонниц… Он единственный, кто мог бы помочь Анне. Но Мастер – не Господь Бог (так он сам любит говорить) и готов поддержать только тех, кто этого хочет. Анна же невзлюбила его с первого взгляда и наотрез отказалась ходить на его сеансы, публичные и индивидуальные… «Ваша дочь несчастна, негативное женское начало захватило её прочно, знайте об этом… Мой прогноз: без доверия и корректирующей поддержки она захватит вас, станет вашим вампиром, как до этого её вампиром были вы…» Что же делать, Анна ревнует к нему, при этом постоянно говорит о самоубийстве, пришлось взять постоянную сиделку, а это очень дорого… И как платить по счетам, когда заложен дом и уже проданы машины и драгоценности, и доля в адвокатской конторе Малоуна… И Мастер уехал в Старый Свет на конгресс, а потом лекционный тур, семинары… Уже месяц, как нет его рядом, а впереди ещё два. Как их прожить? И работы не найти, и денег не найти… И Анна… У Джози был старый знакомый, Ларей… Крупный заказчик и клиент, и довольно сомнительная личность с наводящими жуть глазами. Чуть ли не бандит с большой дороги… Но Джози никогда не говорил про него дурно и пару раз обмолвился, что Ларей выручал его в трудную минуту… Но если во всем мире не к кому больше обратиться за поддержкой, Господь не осудит, если она обратится к этому Ларею. Может быть, он посоветует с работой или согласится ссудить её деньгами, ведь не для себя она просит… Но и Ларея нигде невозможно найти, правильно говорят: не бывает друзей в трудную минуту. Может, ей утопиться к чёртовой матери и больше не думать ни о чем и ни о… И этого нельзя!…
Так сидела у себя на кухне и унимала тоску горчайшим кофе Луиза Малоун, когда без предварительного звонка, наудачу (Фант, естественно, знал, что Луиза дома) к ним приехал знакомый её мужа, Джеффри… Джеффри… а фамилию никак не вспомнить. Луиза помнила его совсем другим. Где его оранжевые панковские сосульки на голове, где кожанки и невыносимые гоп-джинсы… На её глазах, постепенно, от года к году он менялся, причём в лучшую сторону. Сегодня он одет в дорогую двубортную пару, шёлковый галстук – в тон, новенький БМВ у ворот, пострижен и выбрит – не узнать человека. Букеты – розы кремовые, розы розовые – какая роскошь!
